Медальон от гривны-цетавы

30-е годы XIII века. Ювелирная мастерская городища Великие Болгары (?)

7,6 × 6,2 × 1,3. Диаметр медальона 6,2. Серебро; тиснение, золочение, чеканка, резьба, штамповка, пайка.

Происхождение не установлено. Поступил в 2009 г. от И. И. Глазунова (Москва). Инв. № ЧМ/М-75.

Реставрирован до поступления в коллекцию.

Слой позолоты сохранился фрагментарно.

Медальон исполнен из цельной серебряной золоченой с лицевой стороны пластины, которой придана на матрице выпуклая форма. По контуру обрамлен гладким серебряным жгутом, напаянным по торцу, второе кольцо припаяно, отступя от края, что создает кольцевидную раму вокруг средника. Жгут кольца покрыт имитирующей витки скани насечкой. На торце медальона вверху—полая бусина-оглавие, спаянная из двух полусфер, с двумя отверстиями для пропуска шнура. Отверстия на вершинах и среднее поле бусины опоясаны кольцом из толстой серебряной проволоки, с нарезкой под скань на кольце, обрамляющем середину бусины. С оборота бусины конец опоясывающего ее жгута раскован и припаян к оборотной стороне медальона. По шву спайки — слой обильного серебряного припоя. С лицевой стороны для крепости конструкции оглавие соединяется с торцом медальона при помощи треугольного щитка, припаянного к бусине и к торцу медальона.

В среднике с лицевой стороны медальона резьбой вперебежку исполнен четырехконечный процветший крест. От ветвей древа креста отходят стилизованные полупальметты с вписанными в них полулистами, трилистник, отростки-почки, поперек стеблей нанесены единичные и сдвоенные линии-зигзаги. Судя по зигзагообразному контуру изображения, инструмент мастера — передвигаемое колесико на рукояти—имел зигзагообразный край-резец.

Фон по сторонам изображения сплошь заполнен частыми параллельными рядами зигзагов; выступающих в одну (или другую) сторону зубцов; полос из овальных пунктирных углублений, прочеканенных инструментами с соответствующими узорам окончаниями в виде зигзага, ряда треугольников, овальных зубцов. Направление чеканных полос вторит очертаниям ветвей креста и контуров стеблей. Под основанием процветшего креста зигзаги образуют орнамент из чередующихся треугольников. Разнообразие технических и композиционных приемов чеканки фона свидетельствует о ее декоративном назначении: на «рябом» золоченом фоне, лишенном черни, ясно читается четырехконечный процветший крест, изображенный почти без орнамента.

По характерному рисунку четырехконечного креста с несколько расширенными ветвями, по изображению его боковых ветвей, прилегающих к процветшим стеблям, по рисунку поперечных дуг на стеблях и узору полупальметт с вписанными в них декоративными полулистами медальон близок к аналогичным изделиям из клада 1888 г. с городища Великие Болгары, клада 1837 г. из Чернигова и клада 1892 г. из деревни Сельцы Старорусского уезда Новгородской губернии. Т. И. Макарова относила эти произведения к работе одного, и не самого искусного, мастера подобных медальонов гривен-цетав. Рисунок на его изделиях лишен изящества, не столь гармоничен масштаб соотношения изображений крестов и фона: кресты выглядят слишком мелкими и хрупкими, теряются на подавляющем их декоративно проработанном фоне. Эти особенности авторского почерка, к которым следует прибавить такие общие для выделенных медальонов черты, как отсутствие черни в среднике и золочение, характерны и для публикуемого памятника. Совпадение всех этих приемов и стиля исполнения декора позволяет связывать с работой мастера и медальон Музея русской иконы.

Присутствие изделий одного мастера в целом ряде кладов помогает определить место деятельности ювелирной мастерской. Так, в кладе 1888 г. из Великих Болгар вместе с другими произведениями оказался медальон того же ювелира, что и наиболее совершенный по исполнению медальон среди гривен-цетав «суздальского оплечья», найденного близ деревни Исады у Суздаля в 1851 г. Кроме того, редкий узор атрибутируемого памятника в виде полосы чередующихся орнаментальных треугольников на фоне находит аналогию в узоре медальона из клада 1837 г. из Владимира. В медальонах гривны-цетавы, найденной в 1888 г. на городище Великие Болгары, среди которых присутствуют изделия мастера, создавшего рассматриваемый медальон, заметно не только влияние ювелирного дела владимиро-суздальской земли, но и непосредственное участие ведущего ювелира Владимиро-Суздальского княжества. Это было возможно лишь в 30-е годы XIII в. на городище Великие Болгары, когда в начале монголо-татарского нашествия владимирские ювелиры могли оказаться в плену и работать в мастерской на городище Великие Болгары.

Подобные медальоны известны среди украшений, найденных в основном в кладах серебряных изделий, декорированных гравировкой, золочением и чернью, которые были распространены на Руси во второй половине XII—первой трети XIII вв. Как правило, в состав ожерелья из серебряных бус входили несколько медальонов (в уборе из клада 1888 г. в Великих Болгарах их девять), но иногда в уборе мог быть и один медальон. Гривны-цетавы создавались также из золота с перегородчатой эмалью. Примером такого убора является комплекс медальонов и бус в старорязанском кладе 1822 г. Именно золотой убор с перегородчатой эмалью был прототипом серебряных гривен-цетав. В XIX в. вслед за К. Ф. Калайдовичем исследователи называли такие ожерелья, напоминающие оплечья царского наряда с нашитыми на них медальонами, бармами. Г. Ф. Корзухина признает такой убор мужским, скорее всего, княжеским украшением — гривной-цетавой (цатой): по тексту «Шестоднева» Иоанна, экзарха Болгарского, князь «гривну цетаву на выи носяща». Т. И. Макарова предлагает применять к нему исторически сложившийся термин «бармы». И. А. Стерлигова считает его родовым женским украшением — монистом, которое могло служить и основным княжеским «прикладом» к богородичным иконам.

Процветший крест был наиболее частым и устойчивым мотивом украшения медальонов, которые также включали в свое убранство изображения деисуса и святых, что свидетельствовало о глубоком символическом значении серебряного убора. Этот глубоко сакральный византийский мотив, служивший знаком-символом Небесного Иерусалима и известный по многочисленным памятникам—ставротекам, реликвариям, Корсунским дверям Софийского собора в Новгороде,—свидетельствует о том, что медальоны гривен-цетав занимали особое место в древнерусском серебряном уборе второй половины XII — первой трети XIII в., который обычно украшался изображениями с языческой символикой.