Богоматерь Коневская, святитель Николай Мирликийский, Чудо святого Георгия о змие, избранные святые

Первая половина (треть ?) XVI века. Ростовские земли

48,0 × 35,7 × 2,3. Дерево (липа), доска цельная, две врезные встречные шпонки (утрачены); ковчег, паволока, левкас, темпера.

Происхождение не установлено. Приобретена для музея в 2007 г. в Serafim Dritsoulas Gallery (Мюнхен, Германия). Инв. № ЧМ-82.

Реставрировалась неоднократно. Первый раз, видимо, еще в конце XVIII – начале XIX в. в старообрядческой среде, когда икона была прописана и восполнена нижняя часть композиции, имитирующая живопись XVI в. Повторно – в конце XX в. в Германии (сведений нет). В это время был счищен до левкаса авторский зеленоватого оттенка фон и более светлая зеленая краска нимбов, а также поля (первоначально охристые с красноватым оттенком). К этому времени относятся многочисленные поновительские чинки: описи нимбов, надписи, одежды Младенца, частично одежды и лики святых. По всей поверхности сохранились поздние записи, особенно на мафории Богородицы.

Авторская живопись сохранилась фрагментарно, сильно потерта, местами до левкаса. Остатки древнего слоя сохранены повсеместно, в том числе и под записями. Утраты красочного слоя до деревянной основы по полям незначительные: на нимбе Богородицы, под локтем Младенца. Развитый кракелюр. Наиболее сохранные участки живописи – лик Богородицы, руки и мафорий, лики святителя Николая и мученика Георгия. Основа по торцам изъедена жуком-точильщиком и частично утрачена, углы обиты.

Уникальное многочастное композиционное решение памятника соединяет несколько разновеликих самостоятельных изображений. Центр занимает небольшой образ Богоматери Коневской, повторяющий иконографию чудотворной иконы, два боковых верхних клейма включают изображения святителя Николая Можайского (слева) и «Чуда святого Георгия о змие» (справа); прямо под ними на поземе возвышаются фигуры святых, обрамляющие святыню ладожского монастыря: под Можайским образом вновь повторен святитель Николай Мирликийский, под «Чудом» – мученицы Екатерина и Параскева. В отделенном от композиции широком нижнем регистре на поземе помещены еще три фигуры святых: в центре преподобный (Сергий Радонежский?), по сторонам симметричные образы пустынников-отшельников. Замененная при реставрации нижняя часть средника в древности, судя по пропорциям авторской доски и сохранившимся фрагментам нимбов, имела то же число святых (и, вероятно, тот же состав). Венчает всю композицию образ Ветхозаветной Троицы, заключенный в круглый сегмент на верхнем поле.

Важнейшее место в структуре произведения занимает центральный богородичный образ, яркие иконографические приметы которого позволяют считать его повторением чудотворной иконы Рождественского Коневского монастыря. Появление на Руси этого образа относится к концу XIV в. и связано с именем преподобного Арсения, основателя Коневского монастыря Рождества Богородицы. Младший современник Сергия Радонежского, пустынножитель и подвижник Северной Фиваиды Арсений способствовал распространению монашеского общежития в далеких новгородских землях. Согласно «Сказанию об авве Арсении», датируемому 30-ми годами XVI в., и житию святого, составленному во второй половине XVI в. игуменом Коневского монастыря преподобным Варлаамом, он был иноком новгородского Лисицкого монастыря и совершил паломничество на Афон, где провел несколько лет в монастыре Руссика (Пантелеймона). Когда преподобный возжелал вернуться домой и основать в северных землях новую богородичную обитель, игумен Иоанн, провидевший в нем будущего великого подвижника, вручил ему устав Святой горы и по древней афонской традиции благословил иконой Пресвятой Богородицы, «которую и доныне в обители блаженного все видят, называемую Святогорская». Сопутствуемый ею Арсений в 1393 г. возвратился в Новгород и, стремясь повторить афонский опыт подвижничества, основал монастырь на острове Коневец в Ладожском озере, возвел в нем в 1398 г. церковь Рождества Богородицы, которую и украсил афонской иконой.

Трудно сказать, насколько иконография чудотворного образа, получившего название «Богоматерь Коневская» по имени монастыря, соотносится с принесенной на Русь древней иконой, не дошедшей до наших дней. На рубеже XV–XVI вв. с афонской святыней стали отождествлять изображение Богоматери с Младенцем, держащим на привязи птичку. Самым ранним его примером (около 1500) является двусторонняя икона с образом Спаса Нерукотворного – чтимая святыня Коневского монастыря (ныне в Ново-Валаамском монастыре в Финляндии). Ее повторения XVI в., происходящие из разных земель, позволяют говорить о достаточно широком распространении иконографии почитаемой на Коневце Богоматери Коневской.

В основе композиционного типа лежит иконография Одигитрии, но Младенец развернут от склоненной к Нему Матери. Только для икон этого извода характерны такие одеяния, как самого Эммануила – белая рубашечка и широко раскрытый киноварный хитон (на публикуемой иконе не сохранились), так и Богородицы – белый плат под синим мафорием, особым образом спущенный и переброшенный через плечо. Поскольку отличительной особенностью иконы является изображение голубя в руках Младенца, держащего его на длинной красной нити, иконография (правда, уже в позднее время) получила название «Голубицкая». Устойчивая, сохранявшаяся на Руси на протяжении столетий композиционная схема позволяет предполагать единый прототип и определенное догматическое содержание Представленный на публикуемой иконе уменьшенный список чудотворного образа – самый ранний среди всех известных. Глубокого цвета зеленый (каким он был в авторском слое) мафорий лежит на плече мягкими объемными складками, открывая под каймой и на рукавах желтую подкладку, а на голове – киноварные (а не темные, как на оригинале) отвороты. Совершенно необычно одеяние Младенца, облаченного в желтые с золотым ассистом хитон и гиматий. Однако не исключено, что первоначально они также повторяли древнюю икону.

Сложное композиционное решение и состав изображений обусловлены заказным характером произведения, объединившего, подобно небольшому северному иконостасу, храмовый богородичный образ, отдельные сцены и избранных святых. Размещение в центре верхнего поля сегмента с Ветхозаветной Троицей свидетельствует о связи иконы с каким-то из Троицких монастырей, что подтверждается и выделенной внизу в центре фигурой преподобного Сергия Радонежского, расположенной прямо под символическим образом созданной им обители. Иконографический состав изображений более всего соответствует обетному или личному моленному образу, вложенному в Троицкую обитель в качестве поминка, или келейной иконе, принесенной (либо заказанной) одним из иноков Коневецкого монастыря.

Примечательно, что помимо Коневца именно с обителью Сергия Радонежского связаны почти все известные повторения Богоматери Коневской XVI в. Это прежде всего икона третьей четверти столетия (?) в драгоценном окладе с повторяющей ее средник подвесной пеленой из монастырского Троицкого собора, которые, судя по описи 1641 г., находились в киоте над местными образами с левой стороны от Царских врат, недалеко от раки Сергия Радонежского. На полях иконы в семи дробницах резаны поясные изображения святых – Сергия Радонежского, а также московских и ростовских чудотворцев, что может свидетельствовать о вкладе иконы жителем города Ростова. Подвесная шитая пелена также представляет сложную составную композицию, включающую, как и публикуемая икона, изображение Ветхозаветной Троицы на верхнем поле и предстоящих на полях святых, видимо соименных семье Марии Григорьевны Скуратовой (Годуновой), вложившей ее в Троицкий собор между 1590 и 1598 гг. Дошедшие до нас икона в драгоценном окладе и подвесная к ней пелена очень близки по размерам к публикуемому памятнику. Другая Коневская икона «на празелени» находилась в соборном Успенском соборе Троицкого монастыря, также «по левую сторону от царских дверей», и еще один «образ пречистые Богородицы Коневския» в киоте стоял «на том столпе против левого столпа» в церкви Сергия чудотворца «на воротех».

О монастырском происхождении рассматриваемой иконы говорит и состав избранных святых (если он повторяет первоначальный замысел): не только Сергий Радонежский, но и отшельники Петр Афонский и Онуфрий Великий. Примечателен дважды воспроизведенный образ святителя Николая: в отдельном клейме он повторяет чудотворную статую Можайска, размещенную в киоте, причем воинский оттенок ее почитания усилен изображением в другом клейме Георгия, побеждающего змия. Важен не только факт объединения святых, которым посвящены главные престолы можайского храма, но и значение их имен как «победы тезоименитых». Особая область духовного покровительства Николая и Георгия – победителей нечистой силы – напоминает эпизоды отшельничества самого основателя Коневской обители. Подобно радонежскому чудотворцу, преподобный Арсений прославился чудесами искоренения язычества: согласно тексту жития, он изгнал с острова Коневец всех бесов. Борьба с искушениями и дьяволом, обычно сопутствующая отшельнической жизни пустынников, помогает понять включение в состав иконы образов монахов-аскетов, изображенных в нижней части композиции. Они отчасти соответствуют посвящению престолов Коневского монастыря, где были храмы Онуфрия Великого (освящен в 1444 г.) и Святителя Николая (примечательно, что именно отсюда происходит редкая по иконографии хоругвь (?) первой половины XVI в. с изображением «Чуда Георгия о змие»). Однако замысел памятника глубже, чем просто соединение образов, соответствующих наименованию церковных престолов. Древняя часть иконы композиционно повторяет происходящую из Коневского монастыря шитую пелену с образом Богоматери Коневской, сопровождаемым верхними боковыми клеймами со сценами Благовещения и Распятия, а также укрупненными и внесенными в средник на тот же уровень, что и центральное изображение, поясными фигурами апостолов Петра и Павла. Видимо, в древности существовала особая, легко изменяемая в зависимости от заказа схема с образом Богоматери Коневской в центре. Отметим, что пелена, созданная в Новгороде во второй четверти XVI в., могла быть длиннее и продолжаться внизу еще одним рядом святых, как на публикуемой иконе.

Фрагментарное состояние авторской живописи не позволяет с достаточным основанием судить о ее художественных особенностях. По дошедшим частям первоначального изображения – по мягкому и сдержанному колориту, построенному на сочетании коричневых, киноварных и зеленых пигментов, светло-голубому изначальному фону, приемам личнóго письма – можно предположить, что икона создана ростовским мастером. Этому не противоречат иконографические особенности ее композиции и ростовское происхождение аналогичных памятников иконописи XVI в. Включение Николая Можайского (наиболее раннего среди дошедших до нас его иконописных изображений) также связывает икону со среднерусским регионом.

Опубл.: Музей русской иконы. Восточнохристианское искусство от истоков до наших дней. Каталог собрания. Том. I: Памятники античного, раннехристианского, византийского и древнерусского искусства III–XVII веков / Под ред. И. А. Шалиной. М., 2010. Кат. № 11. С. 94–97 (текст И.А. Шалиной).