Евангелист Иоанн Богослов с Прохором на острове Патмос

1520-е годы. Ростовские земли

57,8 × 42 × 2,2. Дерево (липа), доска цельная, две врезные односторонние шпонки (утрачены), ковчег, левкас, паволока, темпера.

Происхождение не установлено. С 1970-х гг. находилась в собрании В. Г. Самсонова (1939–2001, Санкт-Петербург). Приобретена для музея у вдовы коллекционера в 2007 г. Инв. № ЧМ-443.

Раскрыта до поступления в музей. Сведения о реставрации отсутствуют.

Клеймо вырезано из створки Царских врат, видимо, еще в XIX в., причем основа была утоньшена, доска склеена по трещине и надставлена боковыми планками, с торца врезаны односторонние шпонки, теперь утраченные.

Золото фона сохранилось фрагментарно, живопись утрачена до доски по полям, большие вставки нового левкаса с записью, видимо сделанной во время выпиливания клейма из врат: на горке над Иоанном, под его табуретом, на одеждах апостола и на Евангелии. Вставки нового левкаса на свитке Прохора с текстом, в значительной степени (кроме двух последних строчек) новым; за спиной Прохора по линии склейки на всю высоту доски.

Царские врата, фрагментом которых является публикуемая икона, представляли собой наиболее распространенный к началу XVI столетия тип алтарных дверей – с четырехчастной композицией створок, где помещались образы пишущих евангелистов, и фигурным навершием с изображением сцены Благовещения. Судя по размерам сохранившегося фрагмента «Иоанн Богослов с Прохором», это были значительные по высоте царские врата (около 175 см, а с сенью – более 2 м), которые предназначались для иконостаса крупного храма.

Композиции клейм с образами пишущих евангелистов Иоанна, Луки, Марка и Матфея были относительно традиционными, однако восходили к разным изводам и отличались рядом особенностей, отражавших смысловые или художественные нюансы. Изображение Иоанна Богослова, как правило, размещалось в верхней части левой створки – симметрично образу святого апостола Матфея.

Иконография сцены с образом евангелиста Иоанна, пребывающего на острове Патмос и диктующего Евангелие юному Прохору, сложилась в византийском искусстве довольно рано. В основе ее лежит один из заключительных эпизодов апокрифического «Хождения Иоанна Богослова», составленного в V в. (славянский перевод существовал уже в XI в.) и повествующего о проповеди апостолом христианства в Эфесе и на Патмосе. Автором текста считался ученик апостола – Прохор, один из семи диаконов Иерусалимской церкви, который должен был сопровождать учителя, удалившегося от мира «в место безмолвно», чтобы записывать там («предать писанию») Божественное Откровение, виденное и слышанное Иоанном. Причем в противоположность известному и распространенному мнению о создании евангельского текста в Эфесе, а Апокалипсиса – на Патмосе, изложенному в анонимном сочинении «Деяния Иоанна» (II–III вв.), автор «Хождения…» утверждал, что богодухновенная книга также была записана им на острове, где и сохранялся ее оригинал – «хартия». В палеологовское время (видимо, в результате паломничеств и почитания святых мест на Патмосе, связанных с Иоанном Богословом) ставшая к тому времени преобладающей версия была дополнена еще одной подробностью – известием о пещере. Согласно преданию, там апостол пребывал во время своих аскетических и духовных подвигов и стал свидетелем Божественного Откровения. С этими подробностями текста связан особый, горный пейзаж сцены с черной пропастью скалистой пещеры.

Образ Иоанна Богослова – сидящего на скамье, резко обернувшись влево и прислушиваясь к исходящему с небес гласу Божьему, – сложился в палеологовском искусстве. Особенность представленной здесь сцены, также повторяющая иконографический мотив лицевых миниатюр, – в стоящем на колене апостола закрытом кодексе, как будто зримо подтверждающем создание евангельского текста. Апостол бережно поддерживает книгу левой рукой, в то время как выделенный на темном фоне гиматия благословляющий жест десницы направлен на Евангелие и пишущего под диктовку Прохора, придерживающего длинный, спускающийся по коленям свиток, – деталь, также восходящая к миниатюрам рукописных Евангелий. Сосредоточенно задумавшись и словно не обращая внимания на процесс письма, писец легко прикасается каламом к пергаменту и дописывает последнюю строчку, в которой читаются начальные слова Евангелия от Иоанна: «Въ на/чале / бе сло/во и сло/во бе к / [ ]ton h / Богъ и / ги Бга н[ ]» (Ин. 1, 1). Примечательная черта воспроизведенного текста, явно с ошибкой повторившего изображение рукописи, – сочетание славянских слов и греческих букв. Из миниатюры же заимствована замечательная подробность сцены – роговидный пенал со множеством оточенных для письма перьев или тростей, причудливо возвышающийся на высокой узкой скале внутри пещеры. Эти детали восходят к тексту «Хождения…», где говорится, что после трехдневного поста и молитвы Иоанн отправил ученика Прохора в город за «чернилами и хартией», а затем расположил писца рядом с собой («поставив одесную себе»). Выразительностью литературного описания объясняются и другие особенности: «…и по молитве рече къ мне: чадо Прохоре, яже слышиши из уст моих, и пиши на хартию. И отвръз уста свои Иоан, стоя горе и зря на небо, и рече: исконе беаше слово, и прочее к тому. Он стоя глаголаше, а аз седя писах, и сътворихом же два дни и 6 часов. Он глагола, а аз писах».

Иконографическая схема – сидящий и вполоборота развернувшийся Иоанн, обративший взор к исходящему с небес лучу (Божьему гласу) и благословляющий пишущего Прохора, – была наиболее традиционной. Различия в позах и жестах придавали изображению дополнительный смысл и подчеркивали передачу Божественного Откровения апостолом ученику. В целом композиция восходит к лицевым московским рукописям конца XV – начала XVI в., в которых встречается книга в руках апостола, заимствованная из ранних миниатюр, где изображен лишь сам Иоанн, указывающий на слова в раскрытом тексте Евангелия. Отмеченная особенность сохраняется и в московской иконописи этого времени, причем как в средниках больших икон «Иоанн Богослов и Прохор на острове Патмос, с хождением Иоанна Богослова», так и в клеймах Царских врат. Таковы, например, живописные киотцы первой четверти XVI в. (Череповецкий музей). Евангелие в руках апостола известно и по провинциальным по стилю алтарным дверям рубежа XV–XVI вв. из часовни собора Архистратига Михаила деревни Вахново (Череповецкий музей).

Более распространенным такой вариант изображения Иоанна Богослова оказался в ростовских землях, о чем свидетельствует самый ранний памятник, стилистически связанный с мастерами этого центра, – клеймо от Царских врат середины XV в. из Кирилло-Белозерского монастыря. Но самая близкая иконографическая параллель – Царские врата из деревни Паникарово близ Ростова, созданные около 1510 г. Примечательно, что отмеченная деталь изображения – книга в руках Иоанна – сохраняется и в более поздних памятниках ростовского или вологодского круга. Особенностями публикуемой иконы являются выпрямленные фигуры Иоанна, услышавшего весть о «превечном бытии Бога Слова», и Прохора, записывающего Откровение и безмолвно внимающего учителю, а также узкая горка между ними с установленными на ней принадлежностями для письма. Следует отметить и киноварные одежды Прохора, которые, хотя и отмечаются иконописными подлинниками, отнюдь не часто встречаются в искусстве конца XV – XVI в.

С искусством ростовских земель связывают икону и художественные особенности ее письма. Столь насыщенная красно-коричневая гамма, даже диссонирующая с приглушенным оттенком киновари, вспыхивающей по всей поверхности, с пятнами густых синих и зеленых цветов (а именно так были решены хитон и гиматий Иоанна, сильно пострадавшие и изменившие цвет при реставрации), встречается лишь в живописи Ростова. Для икон этого художественного центра характерны спрямленные и вытянутые, лаконичные и уплощенные фигуры с обтекаемым силуэтом, лишенным резких ракурсов и отлетающих складок, исполненный в основной тон одежд рисунок драпировок, а также мягкое личнóе письмо с плотной розовой карнацией и коричневыми описями. Даже легкие и тонкие киноварные разделки коричневых с белильными лещадками горок известны именно по памятникам ростовского происхождения. Поэтическая выразительность и образность одухотворенных ликов, плавность линий и уверенность рисунка пространственно развернутых фигур позволяют отнести Царские врата к достаточно раннему времени, не позднее конца 1520-х гг.

Опубл.: Музей русской иконы. Восточнохристианское искусство от истоков до наших дней. Каталог собрания. Том. I: Памятники античного, раннехристианского, византийского и древнерусского искусства III–XVII веков / Под ред. И. А. Шалиной. М., 2010. Кат. № 10. С. 90–93 (текст И.А. Шалиной).