Царские врата (левая створка)

Псков. Последняя треть XVI века

167,0 × 46,4 × 4,5. Дерево (сосна), две доски, две врезные шпонки (верхняя сквозная), ковчег, паволока, левкас, темпера, металлические петли.

Происходит из Покровской церкви бывшего Княже-Озерского мужского монастыря в селе Озерá Гдовского района Псковской области. Обнаружена в 1972 г. вместе со створкой от других Царских врат и фрагментом сени. Находилась в собрании А. А. Кокорина (Москва). Приобретена для музея в 2010 г. Инв. № ЧМ-519.

Раскрыта от потемневшего лака и загрязнений, и реставрирована художником А. А. Кокориным в 1972 г. В местах утрат подведен новый левкас с тонировками и значительными дописями темперой (на одеждах, по орнаменту, написан лик Марка), на нимбах и частично на фоне новое золото.

Сохранилась только левая створка врат. Живописная поверхность сильно разрушена влагой и дождями, оставившими полосы потеков с утратами красочного слоя и левкаса. Одна из полос идет по левому полю, на котором живопись почти полностью утрачена; другая – по правой части фигуры архангела, его гиматию, частично по архитектуре и кисти левой руки, а также по фигуре Прохора, лик, одежды и седалище которого отсутствуют, как и ноги Иоанна. Особенно пострадало нижнее клеймо, утратившее бóльшую часть фона, лик Марка, фрагменты седалища, стены, одежды средней части фигуры. Авторский орнамент на полях фрагментарен, но по всей поверхности сохранились рисунок и графья, по которым сделаны тонировки и дописи.

Двустворчатые Царские врата с луковичным завершением полотнищ получили широкое распространение на Руси с самого раннего времени. В XVI в. им предпочитали многолопастную форму; публикуемая створка в этом отношении следует архаической традиции. Памятник относится к наиболее устойчивому композиционному типу, который сложился не позднее второй четверти XIV в. и сочетал изображение Благовещения в навершии с образами четырех пишущих евангелистов на створках.

Иконография благовествующего архангела Гавриила восходит к обширной группе памятников северо-западного региона, варьирующих позу порывисто шагающей фигуры, окутанной киноварным плащом. Однако некоторые особенности изображения позволяют говорить о бытовании в Пскове собственной схемы, интерпретируемой на протяжении всего XVI столетия. Повторяется прием симметрично опущенных крыльев, развернутых в плоскости фона, характерное одеяние со спущенным с плеча и спадающим пышной складкой плащом, расположенным впереди идущей фигуры, либо, как в данном случае, образующим бурный каскад ткани позади архангела. Довольно устойчивым в Пскове оказывается мотив низкой стены-аркады, словно отмеряющей шаг благовестника и встречающейся уже в праздничной иконе церкви Николы со Усохи (около 1536), а также известной по праздникам церкви Жен-мироносиц (?) (1540-е) и неизвестного храма (около 1550). Однако самым близким аналогом является образ архангела Гавриила в навершии Царских врат из собрания С. П. Рябушинского (ГТГ), написанный, на наш взгляд, псковским мастером середины XVI в.

Гораздо труднее судить о традиционности для Пскова изображений евангелистов, так как почти не сохранилось миниатюрной живописи и Царских врат этого времени, – обе створки из собрания Музея русской иконы оказываются чрезвычайно редкими псковскими произведениями XVI в.

Иконографическая схема с сидящим и вполоборота развернувшимся Иоанном, прислушивающимся к исходящему с небес Божьему гласу и благословляющим пишущего Прохора, была наиболее традиционной. Такие особенности, как раскрытая книга в руках евангелиста, с расчерченными для письма страницами и начальными буквами текста, относятся к лицевым изображениям рукописей, как и образ пишущего под диктовку Прохора, держащего на коленях дощечку с пергаментом и старательно выводящего первые слова каламом. Из них почерпнута и такая подробность сцены, как заготовленные для письма листы пергамента, сложенные в специальной коробочке рядом. Евангелие в руках Иоанна встречается в XVI в. в довольно широком круге памятников – как миниатюры, так и иконописи, – однако на вратах с образами евангелистов оно приобретало особый смысл, подчеркивая верность тех источников, которые свидетельствовали о создании именно евангельского текста (а не Апокалипсиса) на острове Патмос. Убедительным примером использования этого мотива на алтарных дверях служит фрагмент врат первой трети XV в. из собрания Музея русской иконы (ЧМ-443).

Яркой особенностью врат является изменение традиционного порядка следования евангелистов: под Иоанном Богословом изображен не Лука, а евангелист Марк. Причем, судя по створке других врат собрания (ЧМ-517), эта особенность была присуща псковским памятникам. В связи с переносом сцены на другую сторону врат она изображена зеркально. Сосредоточенно задумавшись, размышляя и чуть отвлекшись от процесса писания, Марк придерживает на коленях изгибающийся лист бумаги и легко прикасается каламом к первой строчке текста, в котором читаются первые буквы. Сцена повторяет широко распространенную в позднем Средневековье иконографию сцены, где композиция первого плана с пишущим евангелистом отделена высокой орнаментированной стеной. Схема с двумя палатами по сторонам, высокой скамьей с подставкой и столиком с пюпитром является характерной для лицевых изображений, как и одеяние Марка, почти полностью скрытого зеленым гиматием. Устойчивые мотивы изображения пишущего евангелиста – высокий пюпитр с изгибающимся на нем свитком и стоящая на столике чернильница. Композиция этого клейма очень близка к сцене на Царских вратах из собрания С. П. Рябушинского, что лишний раз подтверждает создание их в том же художественном центре. Особенность публикуемой иконы – необычное завершение правой палаты, варьирующей типично псковский мотив арочной конструкции.

Створка Царских врат относится к периоду развития псковской живописи, от которого сохранились лишь единичные памятники, – к последней трети XVI столетия. Сложные в экономическом и политическом отношении последние десятилетия приостановили художественный взлет, который переживала иконопись Пскова в эпоху Иоанна Грозного. В это время почти не возводились новые храмы и не украшались старые, поэтому любое вновь открытое произведение может пролить свет на характер работавших тогда псковских мастеров. Художественные особенности створки лишь отчасти напоминают о праздничных иконах Покровской церкви Псковоозерского монастыря  – места происхождения памятника. В сравнении с их сумрачным колоритом и тусклыми красками живопись врат выгодно отличается чисто псковскими сближенными, но еще интенсивными цветами. Однако в работе мастера сквозит провинциальность письма, его отличает скорописность приемов, особенно личнóго, написанного в два слоя с типичным для позднего XVI в. эмалевым характером темно-желтого охрения, без моделировок и белильных разделок. Столь же бегло исполнены драпировки – в один тон, без соблюдения объема и правильности форм. В еще большей степени провинциальность мастера сказывается в явном копировании более ранних, созданных в самом Пскове памятников. Это демонстрирует и широкая орнаментальная рамка, придающая Царским вратам особую нарядность и уподобляющая их произведениям резьбы, чернения по серебру или богатой заставке рукописных книг. Ориентация на образец подтверждается сравнением створки с фрагментом алтарных дверей середины XVI в. и створкой еще одних врат третьей четверти столетия из собрания Музея русской иконы (ЧМ-517) – именно их художественный образ и прием оформления полей орнаментом копирует мастер. Очевидно, что все эти памятники относятся к одному художественному кругу, мастера которого работали с середины до конца XVI в. в каком-то крупном центре Псковской земли, возможно во Гдове, откуда происходят все рассмотренные иконы.

Опубл.: Музей русской иконы. Восточнохристианское искусство от истоков до наших дней. Каталог собрания. Том. I: Памятники античного, раннехристианского, византийского и древнерусского искусства III–XVII веков / Под ред. И. А. Шалиной. М., 2010. Кат. № 21. С. 138–141 (текст И.А. Шалиной).