Введение Богородицы во храм (левая створка складня)
1680-е годы. Ярославль
18,5 × 12,5 × 2,0. Дерево, доска цельная; ковчег, паволока (?), левкас, темпера, золочение, лаки, медь.
Происхождение не установлено. Находилась в собрании В. С. Самсонова (Санкт-Петербург). Приобретена для музея у вдовы коллекционера в 2007 г. Инв. № ЧМ-277
Раскрыта в МРИ Д. И. Нагаевым в 2008 г.
Незначительные выкрошки красочного слоя по полям и по вертикальной сквозной трещине в центре доски восполнены новым грунтом и затонированы, мелкие реставрационные вставки, живопись слегка потерта, особенно золото фона.
На обороте иконы чернильная надпись скорописью XVII в.: «Введение в церковъ пр[есвя]тыя Б[огоро]дица». На поверхности доски процарапана надпись, идущая от нижнего края к верхнему: «…Судакова Ивану Яковлеву и…», наклейка с № 397 (собрание В. С. Самсонова).
Судя по характеру крепления, сохранившегося на металлической раме, в которую вставлена фигурная деревянная основа, икона служила левой створкой миниатюрного живописного складня, в который, видимо, входили и другие богородичные сюжеты. Икона имеет килевидное пятилопастное завершение с полого поднимающимися полями, что создает впечатление небольшой ширинки-ниши, уподобленной традиционной форме киота.
Композиция сцены, иллюстрирующей один из ключевых моментов протоевангельского цикла – введение трехлетней Марии в Иерусалимский храм и посвящение Ее Господу, – восходит к одному из ранних вариантов богородичного праздника. Такая симметричная схема, в которой главные действующие лица помещаются в центре, первосвященник Захария встречает юную Богородицу у врат Иерусалимского храма, а девы со светильниками шествуют за родителями Марии, почти без изменений сохраняется на Руси вплоть до позднего Средневековья. Однако существенно переработаны архитектурные кулисы, на фоне которых разворачивается действие, и дополнена отдельными деталями. Иконография восходит к праздничной сцене, сложившейся в искусстве московских мастеров Оружейной палаты в третьей четверти XVII в., творчески осмысленной в иконописи Ярославля последней трети столетия. Отличительная особенность композиции – введение интерьера святая святых Иерусалимского храма (восходящего к подробностям гравюры с изображением Сретения Христа из Библии Пискатора 1650 г.): за фигурой первосвященника Захарии видны приоткрытый поднятой завесой престол и священные предметы на нем. Однако в сравнении с московскими памятниками, например с праздничной иконой 1679 г. из иконостаса собора Вознесенского монастыря Московского Кремля, подробности эти заметно сокращены, а рисунок их упрощен. От западного оригинала здесь сохраняется изображение отодвинутого тяжелого балдахина, приоткрывающего вход в святая святых, и херувима, охраняющего Ковчег Завета. Но проиллюстрированный гравюрой библейский образ «сидящих на золотой крышке двух золотых херувимов» был заменен мастером на традиционный для иконописи огненный облик. Композиция публикуемого памятника довольно близко повторяет композицию клейма с изображением Введения Богородицы во храм на иконе «Богоматерь Кипрская в чудесах» из церкви Иоанна Златоуста в Ярославле (ЯХМ), написанной Семеном Спиридоновым Холмогорцем в 1680 г. Как и там, действие на створке, действительно уподобленной вытянутому иконному клейму, с характерными для этого мастера пропорциями, представлено в интерьере пышных барочных палат со шпилями, профилированными антаблементами, которые поддерживаются каннелированными колоннами с капителями, украшенными резными картушами и лепниной. От архитектурных реалий нарышкинского барокко сохраняются резные рамы окон с коваными решетками. Как и в иконе Холмогорца, сцена кормления Марии ангелом в святая святых размещена в закомаре – отдельном архитектурном компартименте храма.
Художественные особенности створки наследуют стиль ярославской живописи последней трети XVII столетия, прежде всего того направления мелочного письма, которое сформировалось под влиянием Семена Холмогорца, но в котором значительно упрощались сложные пространственные перспективы знаменитого мастера и сохранялась тяга к традиционно плоскостным «палатным» композициям, с распластанным архитектурным фоном, лишенным трехмерного построения. Устойчивые и еще по-иконному написанные миниатюрные фигуры, также лишенные утонченного изящества рафинированных образов Холмогорца, и приемы личнóго письма с характерно выбеленными ликами довольно близки к манере мастера, исполнившего в последних десятилетиях XVII в. житийную раму к иконе святителя Власия Севастийского из посвященного святому храма (ЯХМ). Как и живопись створки, которая отличается гораздо большей изысканностью и мастерством, эти произведения отражают искусство посадских мастерских Ярославля, обслуживавших самые широкие слои города. Очевидно, что написанный по случаю какого-то домашнего события миниатюрный складень был предназначен для частной молитвы, что отражено не только в пометах мастера, сохранившего на обороте название заказанного сюжета, но и в процарапанной владельческой надписи, свидетельствующей о принадлежности образа некоему Ивану Яковлеву Судакову.