Богоматерь Шуйская, со святыми на полях

Вторая половина XVII века. Владимирские земли. Шуя (?)

70,0 × 59,7 × 2,7. Дерево (липа), две доски, две врезные встречные шпонки; ковчег, паволока, левкас, темпера, серебрение.

Происхождение не установлено. Находилась в собрании В. С. Самсонова (Ленинград – Санкт-Петербург). Приобретена для музея у вдовы коллекционера в 2007 г. Инв. № ЧМ-336.

Раскрыта в 1992 г. студентами IV курса реставрационного отделения ЛХУ им. Н. Рериха М. Рудиной и И. Лозинской. Повторно – в 2007 г. в музее Д. И. Нагаевым (удалены реставрационные вставки и тонировки).

Нижняя часть доски с выбоинами. Значительная утрата грунта на нижнем поле, заходящая на края одежд нижних палеосных фигур. Небольшие сколы левкаса – в правом верхнем углу и в центре верхнего поля, на нимбах, слева и справа на фоне, на одеждах, – восполненные новым левкасом с тонировками. Возможно, утрачен свиток в руках Младенца, а также частично надпись у нижней правой фигуры. Серебро на одеждах и особенно на нимбах потерто.

Эта икона – уменьшенный список чудотворного образа Богоматери Одигитрии, получившего наименование «Шуйская Смоленская», история появления и прославления которого в городе Шуя связана со страшной эпидемией чумы, поразившей Московское государство в 1654–1655 гг. События, сопровождавшие создание новой иконы, и ее чудеса известны по «Сказанию о чудесах, бывших от Шуйско-Смоленской иконы Божией Матери…» XVII в., дошедшему до нас в рукописных сборниках XVII–XVIII вв. Важным источником является также текст «Книга свидетельств чудотворнаго образа Пречистыя Богородицы Одигитрия чудесем, что в Шуе», составленный в результате расследования обстоятельств явления иконы и истинности совершенных от нее чудес, проведенного по указу царя Алексея Михайловича и святейшего патриарха Иоасафа в 1667 г.

Согласно «Сказанию…», в городе Шуя Владимирской епархии, который тоже не миновало губительное моровое поветрие, прихожане Воскресенской церкви, «видя свою неминуемую кончину и объятые великим ужасом», решили написать на свои средства обетную икону Богородицы, список со Смоленского образа («во избавление от постигших их бед и несчастий»). Создание новой «общей святыни» поручили местному «доброму иконописцу и гораздому мастеру» Герасиму Тихонову Иконникову. Жители Шуи, как и других городов России, уповали на заступничество Богородицы. В том же 1654 г. лишь чудесным вмешательством почитаемых икон останавливалось смертоносное распространение моровой язвы. К этому времени относятся перенесение Югской иконы в Рыбинскую слободу, Смоленской Седмиезерной – в Казань, чудо с образом Богоматери Грузинской в Троицкой церкви близ Варваринских ворот в Москве, исцеление населения Углича после совершения молебнов перед Боголюбской иконой. Выбор шуйским мастером смоленского образца для повторения также не был случайным. Эпидемия в Шуе в сентябре-октябре 1654 г. совпала с известием о взятии Смоленска, хранившего древнюю русскую святыню – икону Одигитрии, ставшую духовным символом победы, покровительства и благоволения Божия Московскому государству. О том, что новонаписанный Шуйский образ был ориентирован на овеянный славой образец, свидетельствует «Сказание…», повествующее о первом чуде иконы. На следующий день после того, как мастер нанес на доску прорись, иконография оказалась измененной: положение Младенца Христа существенно отличалось от композиции истинной Смоленской («вместо обеих простертых ног правая ступня младенца стоит на колене левой ноги, придерживаемая левой рукой Христа. Правая рука со свитком поставлена локтем на правом колене, против лика младенца»). Исправив изображение, мастер на третий день вновь обнаружил то же изменение, после чего, «уступая» воле Промысла Божьего, стал писать икону новой иконографии «со всяким благоволением и поспешностью». Прославление Шуйского-Смоленского образа началось вскоре после установления его в иконостасе Воскресенского собора, когда «болезнь отступила и смертность прекратилась». Когда через одиннадцать лет чудеса исцелений стали повторяться, в Шую по указу царя и патриарха была направлена специальная комиссия по расследованию обстоятельств явления иконы и истинности совершенных от нее чудес. В результате в 1667 г. было учреждено общецерковное празднество иконе (помимо общего дня со Смоленской ей посвящен специальный день памяти об избавлении города Шуя от моровой язвы – 2 ноября). Тогда же появились первые списки чудотворного образа Богоматери Шуйской, иконография которого получила широкое распространение прежде всего в центральных районах России. Среди них публикуемый памятник является одним из самых ранних. Согласно описанию истинной святыни (ныне утраченной) размеры иконы составляли около 111 × 89 см, однако списки по большей части были уменьшенными, как и в данном случае.

Своеобразную иконографию Шуйского образа, с очень сложной позой Христа, «Сказание…», отождествлявшее тип изображения со Смоленским, объясняло чудом божественного изменения прототипа. Отличительными особенностями таких икон является положение высоко поднятой и согнутой в колене полуобнаженной правой ноги Младенца, поддерживающего пяту левой кистью. Направленность порывистого движения продолжена опирающейся на колено и воздетой правой рукой Христа, которая должна демонстрировать вертикально стоящий свиток (видимо, утрачен). Устремленная к горнему единая линия подчеркнута диагональю композиции, составленной из протянутой левой руки и спокойно положенной ноги Иисуса, обнаженная стопа которой словно упирается в ладонь Марии, нежно прижимающей сидящего на правой руке Сына. Страстной характер обеих фигур подчеркнут неспокойным ритмом спадающих тканей одежд: красно-золотым гиматием Христа, сложными складками накинутым на правое плечо и открывающим по-царски украшенный хитон, а также двойными зигзагообразными фалдами мафория Богородицы, причудливая игра которых создает сложный рисунок его загибов.

Хотя в «Сказании о чуде» подчеркивается нерукотворность новой иконографии, она хорошо известна по древнерусским богородичным иконам и получила широкое распространение в XVI в. Вероятно, изображение Богоматери Шуйской повторяет один из подобных образцов. Страстной смысл таких изображений и композиционный акцент на пяте Младенца обычно объясняют осмысленным в мессианском духе пророчеством Бога Отца, данным змею-искусителю после грехопадения Адама и Евы: «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3, 15). Действительно, прямая связь с этим текстом слов псалма о Царе славы (Пс. 23, 7–10), поправшем врата ада, воскресшем и «поразившем в голову» искусителя, примирившем Бога Отца с падшим человечеством и снявшем ветхозаветное заклятие, выражена позой победно восседающего юного Искупителя – Нового Адама, держащего себя за пяту и указывающего поднятой рукой на склоненную голову Пресвятой Девы Марии – Новой Евы. Здесь смысл Эдемского обетования подчеркивается еще и «облачным» образом Саваофа, благословляющего все изображение. Однако содержание иконы, сочетающей черты разных изводов, может быть понято глубже, если учитывать литургический и страстной характер композиции, служившей иконографическим призывом к покаянию, к исправлению греховной природы человеческой, наказываемой Судом Божиим.

Такую интерпретацию иконографии подтверждает и частое сопровождение икон Богоматери Шуйской изображениями предстоящих святых, передающих ходатайственную молитву небесных патронов за заказчиков и владельцев моленных образов. Публикуемая икона относится именно к такому типу памятников, причем можно сказать, что из всех известных нам списков и повторений прославленной в 1667 г. святыни города Шуя именно она наиболее точно отражает ее назначение, почитание в народе как заступницы и избавительницы от болезней и напастей.

Состав предстоящих Богородице святых (вероятнее всего, небесных патронов заказчика) заслуживает особого внимания. Изображенные в рост и увеличенные в размерах плотные фигуры московских митрополитов Петра, Алексея, Ионы (слева) и Филиппа, святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба (справа) возвышаются друг над другом и не только занимают боковые поля, но частично заходят в пространство средника. Святые Борис и Глеб – покровители и защитники Руси и великокняжеской власти, целители и чудотворцы – напоминают здесь и о важнейшем храмовом посвящении Шуи, называвшейся в древности Борисоглебской слободой. Об особом заказе иконы свидетельствует включение всех четырех российских иерархов, самых известных и прославленных митрополитов Московских, главных молитвенников за Русскую землю. Объединение их в одной композиции объясняется не только одинаково высоким положением чудотворцев, но и общерусским празднованием митрополитов Петра, Алексия и Ионы в один день (5 октября), учрежденным в 1596 г. Рядом с ними часто изображали московского святителя Филиппа (особенно после перенесения мощей Соловецкого чудотворца в Москву в 1652 г.). Включение святых, почитавшихся в первую очередь в царских и патриарших кругах, свидетельствует о программном характере представленной иконографии и позволяет предполагать, что икона была создана вскоре после прославления образа в Московском государстве.

Судя по характерному для владимирских земель стилю живописи, она, вероятнее всего, была создана местным шуйским иконописцем. Эта гипотеза подтверждается и характерным колоритом, решенным в сдержанных коричнево-охристых, оранжево-розовых тонах, с киноварью и редким синим пигментом, а также широким применением серебра, тонкая инокопь которого украшает мафорий Богородицы. Поскольку памятники данного центра иконописания, хорошо известного этим промыслом со второй трети XVII в., почти не выявлены, публикуемая икона приобретает особый интерес. Она оказывается чрезвычайно близкой к целому ряду изображений Богоматери Шуйской, которые значительно отличаются от аристократически тонких московских или ярославских списков того же образа и которые до сих пор лишь гипотетически связывали с шуйскими иконописцами, – например, к иконам конца XVII в. (неизвестного происхождения), находящимся в частном собрании в Германии.