Пророк Даниил во рву львином (дверь жертвенника)

Первая треть XVII века. Тверские земли

177,0 × 61,2 × 5,9. Дерево (ель), две неровные доски, две сквозные врезные узкие шпонки, ковчег, левкас, паволока частичная, темпера.

Происхождение не установлено. Бытовала в городе Клин Московской области. Приобретена для музея в 2007 г. на XXXIII Российском антикварном салоне. Инв. № ЧМ-440.
 
Раскрыта до поступления в музей, сведения о реставрации отсутствуют. Повторно реставрирована Д. И. Нагаевым в 2007 г.: удалены остатки записей, сделаны тонировки.
 
Верхний левый угол доски вырезан. Значительные утраты грунта и красочного слоя до доски по полям и частично на фоне в верхней части средника и на горках в нижней. Многочисленные мелкие и более значительные утраты до левкаса и доски на одеждах, горках, нимбе и черной бездне пещеры, восполненные новым грунтом и тонированные. Личнóе письмо хорошей сохранности.

Судя по размерам, пропорциям и следам крепления на торцах, икона в древности служила северной дверью иконостаса, ведущей в жертвенное отделение алтаря. В соответствии с этим она посвящена одному из назидательных сюжетов, заимствованных из ветхозаветной Книги пророка Даниила (6, 1–23). Согласно библейскому повествованию, происходящий из царского рода Даниил еще в юности попал в вавилонский плен вместе с другими родственниками царя Седекии – Ананией, Азарией и Мисаилом (тремя отроками, спасенными из пещи огненной). Благодаря особому прилежанию, но главное – необычайному пророческому дару, Даниил возвысился при дворе царя Навуходоносора, став его советником и оказывая на языческого властителя сильное влияние. Захвативший Вавилон персидский царь Дарий еще более возвысил Даниила, назначив его одним из трех управляющих своим царством. Однако завистливые чиновники вынудили Дария бросить Даниила в яму со львами, ибо он ослушался царского приказа в течение тридцати дней не поклоняться никаким богам, кроме самого властелина: несмотря на запрет, пророк по-прежнему трижды в день молился и просил милости пред Богом. Бросая Даниила львам, царь напутствовал его словами: «Бог твой, Которому ты неизменно служишь, Он спасет тебя» (6, 16). Дикие звери не тронули пророка, так как он был невинен, «чист перед Богом». По словам самого Даниила, Господь послал ему ангела, который «заградил пасть львам» (Дан. 6, 22).

Обладающее яркой иллюстративностью и глубоким символическим смыслом изображение Даниила во рву львином является одним из древнейших сюжетов в христианском искусстве (встречается уже среди раннехристианских росписей катакомб) и сохраняется вплоть до позднего Средневековья. Согласно святоотеческим толкованиям, Даниил во рву прообразовал Христа во гробе, а чудесное избавление пророка от смерти – Воскресение Господне. Поэтому в храмовых росписях эта композиция наряду со сценой «Три отрока в пещи огненной» издавна была связана с жертвенным отделением алтаря. Немалую роль в художественно-догматическом осмыслении сцены сыграл образ льва, наделенный в христианской культуре многогранной символикой, связанный с силой и могуществом Христа, дарующего жизнь и воскресение. В XVI–XVII вв. образ Даниила во рву львином становится одним из самых распространенных на Руси сюжетов убранства северных боковых врат иконостаса. Наиболее ранний из сохранившихся памятников – дверь первой половины XVI в. из церкви Двенадцати апостолов «на пропастех» в Новгороде (НГИАМЗ); до 1549 г. аналогичная сцена украшала северные врата церкви Успения Богородицы Соловецкого монастыря. Сюжет непременно встречается среди многосоставных композиций врат (например, памятник из села Семеновское конца XVI в., ЦМиАР). Сложившаяся в них иконография сохраняется и в последующее время, что и демонстрирует публикуемая икона. Представленный в полный рост и занимающий все полотнище врат юный пророк Даниил (хотя в это время он был уже старцем) одет в красный плащ и короткую синюю (традиционно – зеленую) тунику, препоясанную поясом (чаще – белой перевязью). На нем шапочка особой формы, напоминающая о его вавилонском пленении. В отличие от фронтальных изображений пророка на ранних иконах здесь он развернут в молитвенной позе перед поясным образом Христа, помещенным справа в небольшом облачном сегменте. Изменение иконографии, видимо происшедшее уже в XVII в., коснулось расположения молящегося Даниила: не на фоне небольшой пещеры, а внутри ее, причем так, что очертания черной бездны, окруженной скалистыми уступами, повторяет форму самой двери. У ног пророка симметрично расположены две фигурки львов, которые с благоговением взирают на святого и лижут его ноги. В композиции отсутствуют дополнительные эпизоды, нередко сопровождающие главный сюжет врат: обычно в их верхней части изображается несомый ангелом из Иудеи пророк Аввакум, посланный Богом накормить заключенного во рву Даниила (неканоническая часть книги: Дан. 14, 30–42), а рядом – сцена «Три отрока в пещи огненной». Соединение этих эпизодов на дверях объясняется не только единым литературным источником и совпадением дня их памяти 17 декабря, но и присущей изображениям идее праведности, чистоты, горячей молитвы, неприступной веры в Господа и покаяния, что было созвучно живописному декору боковых врат. Оба текста были постоянным церковным чтением во время богослужебных часов на клиросе (то есть в непосредственной близости к дверям жертвенника). Покаянный 50-й псалом, который произносился перед каждым входом в жертвенник как перед незримым судией и исповедником, объясняет иконографические программы многих северных врат, в том числе и сцену «Пророк Даниил во рву львином», ставшую изобразительной формулой молитвы и псалма, неприступной веры и покаяния. Подобно образам Георгия, побеждающего дракона, или Никиты, наступившего на беса, образ смирившего львов пророка Даниила на вратах воспринимался надежным стражем человеческих душ, охранявшим «двери ума и сердца» от дурных мыслей и желаний.

Выразительная и яркая образность иконы и ее живописные особенности сохраняют принципы искусства XVI в. Это сказывается в традиционности и лаконизме композиции, повторяющей ранние памятники, в масштабности фигуры Даниила, в отсутствии иконографических подробностей сюжета, характерных для икон XVII столетия. Ясность и звонкость колористической гаммы, построенной на насыщенных и чистых цветах киновари и азурита, контрастность которой подчеркнута черной бездной пещеры, также восходят к живописным приемам предшествующего времени. Отличительной особенностью художественного строя памятника является каллиграфически уверенный и жесткий рисунок, придающий застывшей фигуре пророка чуть угловатые очертания. Упрощенную графику силуэта со спрямленными драпировками одежд оттеняет причудливо сложенный и спадающий каскадом сложных складок, обволакивающий пророка киноварный плащ, более напоминающий церковную завесу. Пристрастие мастера к острым, почти геометрически выверенным формам сказывается не только в абрисе фигуры и складках одежд, но и в необычайно декоративных зигзагообразных линиях пещеры, уподобляющих ее вход резному декору. Подобие произведениям деревянной орнаментальной резьбы усилено размеренной росписью чередующихся красно-зеленых «притенений». Выверенность графики, конструктивность форм и насыщенная колористическая декоративность, подчеркнутая цветовыми контрастами синей и красной красок, а также характерное личнóе письмо, с гладким охрением и гипертрофированно увеличенными глазницами, издавна были присущи живописной культуре тверских мастеров. Эти черты сохранялись и в памятниках второй половины XVI в., как об этом свидетельствуют парные иконы архангелов из деисусного чина, обнаруженные в Тверской области (собрание музея в городе Виченца, Италия). Именно к такому варианту стиля относится публикуемый памятник, архаический художественный язык которого и позднее бытование лишь подтверждают его тверское происхождение.