Святые благоверные князья Борис и Глеб, с житием в 16 клеймах

Святые благоверные князья Борис и Глеб, с житием в 16 клеймах

Первая треть – вторая четверть XIX века. Палех


38 х 32,7. Дерево, левкас, темпера.

Происхождение не установлено. Ранее: собрание И. И. Зайдельмана (США, с 1970–1990-х гг.). Поступила в 2011 г. Инв. № ЧМ-663.

Реставрирована до поступления в музей.

Творчеству одного из ведущих палехских мастеров начала XIX века принадлежит икона «Святые благоверные князья Борис и Глеб, с житием в 16 клеймах». Она служит подтверждением высокого статуса иконописного центра, производившего в эту эпоху лишь дорогие и заказные произведения. С этой особенностью развития Палеха как крупного поставщика икон для богатых представителей русского общества связано распространение здесь типа редких житийных икон, иллюстрирующих историю чудес соименных заказчикам святых. Это подтверждает и иконография житийной рамы иконы, следующей тексту «Сказания о Борисе и Глебе», но включающей лишь те события, которые были связаны с историей мученической смерти страстотерпцев и обретения их мощей. Уникальность житийного цикла заключается в последовательности сюжетов и расположении на иконе клейм, свидетельствующих о глубоко продуманном содержании памятника: фигуру князя Бориса, изображенного в среднике слева, обрамляют только сцены его жития, тогда как фигуру князя Глеба окружают справа события его мученической гибели. Очевидно, что икона была заказана двумя братьями, пожелавшими иметь образ своих небесных патронов, каждый из которых окружен собственной историей чудес.

Заметное в живописи усложнение декоративности композиций, внимание к мелким деталям, вкус к звучному колориту, наделение иконописной поверхности качеством драгоценности свидетельствуют об определенной эволюции палехского искусства в первой трети – второй четверти XIX столетия. В иконе уже сказывается пристрастие к необычайно нарядному, «сказочному» пейзажу, артистизму колористических сочетаний лазурно-голубых, пурпурно-розовых и бирюзово-зеленых тонов. Но в ней сохраняется мягкость и живописность исполнения, свобода в построении композиций, в которых еще отсутствуют элементы стилизации. Вместе с тем графика мастера принимает уже вполне традиционный для Палеха стиль: изысканные верхушки истонченных горок, грациозно склоняющихся вправо и влево, испещрены мелкими и острыми лещадками, а ювелирная отточенность в разделке форм, в нежной, но педантичной моделировке ликов, в тончайших золотых пробелах, придающих произведению ощущение легкой золототканости, – предопределяют художественное своеобразие этого центра.